Революция 1917-го: весна
Продолжение воспоминаний Николая Бобровникова о Февральской революции в Российской империи
Николай Бобровников - сын мэра дореволюционного Старобельска, после участия в гражданской войне эмигрировал в США и стал известным астрономом. Ниже представлена восьмая часть мемуаров Бобровникова, в редакции его сына Дэвида Портера
Первая часть мемуаров Вторая часть мемуаров Третья часть мемуаров Четвертая часть мемуаров Пятая часть мемуаров Шестая часть мемуаров Седьмая часть мемуаров Предыдущая часть воспоминаний Бобровникова закончилась тем, что он получил 3-дневный отпуск в военном училище, в связи с развитием революционных событий в Петрограде… Был уже полдень, и я проголодался. Возле фешенебельного жилого дома я был остановлен человеком, который пригласил меня войти. Весь дом был открыт, и всюду всем подавали пищу. Меня провели в столовую. Довольно аристократические девочки действовали как официантки и прилагали все усилия, чтобы показать, как они ценят героев, которые дали России эту великолепную революцию. К моему смущению меня тоже рассматривали как героя. Это было медовым месяцем революции. На материке Днем я решил направиться на материк. На Николаевском мосту я увидел картину, которая заставила меня впервые задаться вопросом о сущности революции. Трамваев никаких не было, и толпа заполняла мост. Я заметил пьяного солдата, носящего золотую саблю "Св. Георгия", которой награждались только высшие офицеры за исключительные заслуги. Ясно было, что он ее украл. На мои вопросы мне сообщили, что группа солдат вошла в дом генерала, разграбила его после убийства хозяина. Время от времени по улицам мчались грузовики, полные пьяных солдат, которые дико вопили и размахивали винтовками. Борьба, однако, была закончена. Это был теперь только повод для того, чтобы оправдывать убийства полицейских и грабежи. Идя назад к Васильевскому острову, я был поражен видом смирительных рубашек перед психиатрической клиникой, протянутых на фонарных столбах. Они были, очевидно, расценены как символы угнетения. Психбольные были освобождены. Все были свободны. Без монархии Солдаты все еще убивали полицейских и, к моему сожалению, я был свидетелем сцены убийства. Вечерние газеты сделали свое первое сообщение после революции, объявляющее о сложении Императором своих полномочий. Ужинал я на Невском проспекте, в подвале, полном солдат из Преображенского полка Императорской охраны. Они были отобраны из самых высоких солдат в российской армии, чтобы соответствовать высоте Петра Великого и, как предполагалось, были столпом монархии. Теперь все они были революционерами и, очевидно, наслаждались этим. Они были весьма дружественны ко мне; еще не было враждебности и взаимного недоверия между солдатами и офицерами. Это началось позже, под воздействием коммунистической пропаганды. Рутина училища после трех дней отпуска была возобновлена, как будто ничего не случилось. Это был тот же ранний подъем под звук трубы, маршировка и стрельбы. Довольно скоро я умел быстро разбирать и собирать свою винтовку. Позже я проделывал то же самое с пулеметами. Я оказался весьма хорошим стрелком, особенно из пулемета. В один из дней марта 1917, при сильном снегопаде, мы двинулись в полной форме, с флагами и оркестром к Таврическому дворцу, чтобы дать присягу Временному правительству. Я не знаю, зачем эта церемония была необходима, возможно, только для того, чтобы показать населению, что есть еще организованная военная сила. Мы, конечно, вполне преуспели в этом, поскольку нарядные кадеты, идущие с замечательной точностью, представляли разительный контраст с толпой солдат на улице. Таврический дворец был местом рождения и смерти российской демократии. Именно здесь собиралась Государственная Дума, и здесь коммунисты разогнали Учредительное Собрание, когда обнаружили, что оно было единогласно против них. Похороны «Жертв революции» 5 апреля наша рота была направлена, чтобы быть почетным караулом на похоронах «Жертв революции», которых было приблизительно 700. Это происходило на Марсовом Поле, наибольшем плацу в Петрограде. С одной стороны был Мраморный дворец, один из императорских дворцов, принадлежащий Великому князю Николаю. Это было нашим штабом и моим первым реальным знакомством с императорским дворцом. Он был великолепен и пока еще не тронут революцией. В огромной комнате с мраморными стенами, с бесценными картинами, коврами и гобеленами мы растягивались на императорских диванах и стульях. Дворецкие, одетые в парадную форму, носили нам серебряные подносы, нагроможденные бутербродами, которые мы поглощали в огромных количествах. Похороны продлились весь день, и ничего неприятного не случилось, вопреки нашим ожиданиям. Был один-единственный выстрел, когда мое отделение было при исполнении служебных обязанностей. Я думал, что весь ад разверзнется при этом, но ничего не произошло, нарушитель спокойствия, пьяный солдат, был арестован без всяких неприятностей. Нам приказали быть готовым ко всему, поскольку Временное правительство становилось весьма непопулярным, в основном потому, что оно хотело продолжать войну. Разбитое окно магазина 27 апреля был издан правительственный манифест, заявляющий о его намерении продолжить войну «до победного конца» и быть верными нашим союзникам. Немедленно начались бунты и демонстрации против войны. С отвращением я наблюдал за группами пьяных солдат и матросов в компании с проститутками, идущими вниз по Невскому проспекту и с плакатами «Долой войну!» Мне случилось засвидетельствовать один из редких случаев, когда Временное правительство проявило достаточную храбрость для самоутверждения. На углу Невского и Садовой демонстранты были встречены огнем из пулемета, и довольно много человек было убито. Я стоял около оконного косяка и несколько пуль разбили окно над моей головой. Было четверо или пятеро из нас, кто пролез в магазин через разбитое окно. Примерно 25 раненых и убитых людей лежали перед этим магазином. Я помог нести одну женщину, но она была уже мертва. Этот момент я потом видел на одной исторической фотографии. Кто-то с другой стороны улицы щелкнул как раз в то время, когда люди бежали к окну, через которое я пролез, это ясно видно. Вы можете найти это фото почти в любой книге по истории русской революции. Появление новых партий Этим летом в Петрограде все говорили. Возникла масса политических партий. Большевики появились довольно поздно на сцене. Ленин прибыл только в середине апреля в запечатанном вагоне из Швейцарии и Германии. Фактически немцы использовали его как очень эффективный инструмент, чтобы подорвать мораль российской армии, что открыто признал немецкий генерал Гоффман в своих мемуарах. Когда Ленин начал свою деятельность, он стал наиболее ненавистным революционным деятелем для интеллигенции и среднего класса. Его лозунги для солдат были очень просты и очень эффективны: остановите войну, идите домой, разделите землю и все, что принадлежит богатым. Солдатам это очень нравилось. Бобровников - оратор Я обнаружил к своему изумлению, что могу быть довольно неплохим оратором. Я говорил с толпой и солдатами в высоком стиле красноречия, который теперь мне кажется глупым, но тогда он ценился необразованной толпой. Я запомнил одну свою речь, которая до некоторой степени произвела впечатление: «Братья солдаты! Вы хотите остановить эту войну и протянуть руку дружбы немецким солдатам и рабочим. Это показывает вашу высокую храбрость, ваш идеализм, и вашу веру в суждение, что все солдаты - братья. Но, мои друзья, немецкий рабочий не будет протягивать вам свою руку и встретит вас на полпути. Его руки заняты ковкой оружия, с которым Кайзер Вильгельм надеется поработить всех нас». Все это оказывало видимое влияние на толпу, но спустя полчаса та же самая толпа уже приветствовала Ленина или его агентов. Когда я попытался разоблачить коммунистическую пропаганду о том, что все крестьяне получат по 500 десятин земли на человека, и говорил о числе десятин земли в России и числа людей, и доказывал, что никто не получит больше чем по 2 десятины на человека, мое красноречие имело обратные последствия. Несколько солдат из аудитории подошли ко мне и пригласили меня к их баракам. Я пошел с ними, и у нас там был такой разговор. Мои слушатели объяснили, что все беды, которые мы имеем, происходят из-за невежества солдат, и если кто-то, такой как я, мог бы учить их, то ситуация изменится в лучшую сторону. Таким образом, они выбирали меня, чтобы быть их учителем! Я оказался в затруднительном положении и должен был очень деликатно объяснить им, что я имею свои обязанности в училище и не смогу найти время для подобного преподавания. Мы расстались друзьями. Я не имел особенного риска быть оратором на улице. В этот период мы были еще демократичны, и всем позволялось выражать свое мнение. Ненависть к коммунистам Все мы ненавидели коммунистов и желали, чтобы нам разрешили захватить их. Это можно было легко сделать, поскольку кадетов было 18 училищ в Петрограде, это составляло армию в 20 тыс. отлично дисциплинированных солдат, тогда как у Ленина была только вооруженная толпа вокруг него. У Ленина был свой штаб в великолепном дворце балерины Ксешинской на Каменно-островском проспекте, возле Троицкого моста. Однажды я проходил возле этого дома и увидел огромную толпу. На балконе был человек, обращавшийся к толпе. Это был Ленин. Я был слишком далеко, чтобы слышать все из того, что он говорил, но что я действительно слышал, то это те же самые лозунги: покончить с войной и покончить с капиталистами. Террор Ленина Мы совершенно недооценили Ленина. Мы были уверены, что если коммунисты когда-либо и придут к власти, то они не смогут удержать ее больше двух недель. Они будут разорваны на части той самой толпой, которую они разбудили, как только толпа поймет, что фантастические обещания, данные коммунистами, не могут быть выполнены. Мы были совершенно правы в этом, за исключением того, что мы не предвидели оружия, которое Ленин затем использовал: террор. В тот кризисный момент российской истории только человек, который решил бы использовать террор, мог надеяться победить, и это был Ленин. Когда Петр Великий осуществлял свою революцию, и его старая охрана, стрельцы, восстала против него, он не смутился убить их всех, в целом - 6000 стрельцов. Ленин не смутился убить миллионы людей, чтобы создать из оставшихся общество, которое он рассматривал как лучшее. Единственная неприятность состояла в том, что та модель общества, которую проповедовал Ленин, была неприемлема для интеллигенции и среднего класса. Наш лидер, Керенский, был гуманистом, который плакал по каждому казненному преступнику. Керенский был бы прекрасным президентом российской республики в мирное время, но в революцию он был как малое дитя. Становилось опасным для офицеров говорить о продолжении войны. То тут, то там офицеры, которые слишком сильно критиковали Ленина, были убиты. Перевод с английского Сергея Афанасьевского Фото предоставлено автором
Революция 1917-го: весна
Расстрел демонстрации против войны в апреле 1917. Где-то здесь есть и Николай Бобровников
43466
Революция 1917-го: весна
Николай Федорович Бобровников (1896 – 1988) в 1932 году
44173