Первая часть мемуаров здесь Вторая часть мемуаров здесь Третья часть мемуаров здесь Четвертая часть мемуаров здесь Пятая часть мемуаров здесь Шестая часть мемуаров здесь Когда началась революция? Если мы за точку отсчета берем отречение Императора, как начало революции, то это было 14 марта 1917 года. Если мы берем восстание коммунистов, это было 7 ноября 1917 г. (по Григорианскому стилю). Но, как и при формировании урагана в природе, сначала было постепенное изменение в отношениях, чувствах и поведении людей. Наблюдая падение стрелки барометра и изменение степени влажности, можно прогнозировать, что шторм приближается. Это было весьма очевидно, даже для меня, что в России назревают крупные события. Хотя я, и вообще все интеллигенты, весьма ошибались относительно природы этих событий. Дыхание революции Прежде всего, монархический принцип был серьезно поврежден и не подлежал ремонту. Последний Император, Николай II, был прекрасным человеком, но совершенно неспособным к управлению 200-миллионной империей даже в мирное время, не говоря уже о войне. Его жена, Императрица Александра, истеричная женщина, под влиянием шарлатанов, из которых Григорий Распутин был последним и худшим, доминировала над ним. Это привело к тому, что министры и генералы увольнялись, потому что они не нравились Распутину. Я не подписываюсь полностью под мыслью Толстого, что люди - просто пешки истории, но Николай II был, конечно, беспомощен перед могущественным порывом истории. Россия нуждалась в ком-то масштаба Петра Великого, и, наконец, получила его в человеке - Ленине. Когда я оставлял Петроград на Рождественских каникулах в 1916 году, воздух был полон слухов о нависшем дворцовом перевороте. Убийство Распутина было действительно первым шагом в революции. Далее Николай II должен был быть свергнут, а его брат Михаил объявлен Императором. Но я сомневаюсь, что это удовлетворило бы любого, мы хотели полного разрыва с прошлым – нам нужна была республика. Приблизительно на этой неделе в Думе произнес известную речь Павел Николаевич Милюков, в которой он потребовал реформ, «или иначе возрастающий поток народного негодования низвергнет правительство и интеллигенцию в пропасть». Публикация этой речи не была позволена, но она раздавалась в форме рукописи. Я скопировал ее для себя и пожирал каждое слово, так, что даже теперь помню целые абзацы. Я привез ее домой в Старобельск и читал моей семье. И ни один из нас не считал, что возможны какие-либо изменения без свержения Императора и перестройки правительства. Судьбоносное решение В декабре 1916г. я подал заявление о поступлении в артиллерийское и в пехотное училище. Оба эти учебные заведения были хорошими старыми училищами. Я очень хотел учиться в Михайловском артиллерийском училище, в которое и был принят и должен был появиться там 1 января. Пехотное училище в этом отношении было более удобным, поскольку там занятия начинались с 15 февраля. А я очень хотел съездить домой в Старобельск и повидать отца, который был серьезно болен. Он умирал, и не было никакого смысла посвящать его в мои планы, поскольку он всегда был яростно настроен против чего-то подобного… В Петроград я возвратился к концу января 1917, в 20 лет. В середине февраля для меня наступил большой день – после медицинского осмотра я был принят в пехотное Владимирское училище. После этого я вынул зеленое свидетельство об освобождении от военной службы и порвал его. Началась новая глава в моей жизни. Если бы я оставил это свидетельство, моя жизнь во время революции была бы другой. Я бы остался в России, доказал, что я никогда не был офицером и не был в армии. Разрыв того зеленого свидетельства сделал мой побег из России вопросом жизни или смерти. Маленькие вещи иногда играют большую роль в нашей жизни! Пехотное училище Первые несколько недель учебы мы провели в изучении структуры, устава и правил, но, главным образом, в получение идеи о значении военной дисциплины. Мы должны были одеваться согласно уставу, и малейшее отклонение не допускалось. Каждое утро перед завтраком мы стояли в шеренге, и командир рассказывал нам, что он думает о людях, у которых не достаточно затянут пояс, чьи латунные бляхи не сияют, и кто стоит со стопами, повернутыми не так, как положено. Некоторые из мужчин среднего возраста в нашей роте имели уже выдающийся животик. Каждое утро они подвергались пытке, когда должны были максимально сжать свои пояса. Нам не разрешали увольнения в течение четырех недель, пока мы не доказали, что наша военная выправка не опозорит училища во время нашего пребывания на улице. Час за часом мы должны были учиться ходить, становиться и приветствовать офицеров. Это было самое тоскливое время. Мы должны были ложиться ровно в 22:00 и положить одежду по образцу, предписанному в уставе. В противном случае мы подвергались риску быть разбуженными в 2:00, чтобы сделать все снова. Встать мы должны были по звуку трубы ровно в 6:00. Одноминутная задержка вставания могла обозначать несколько часов стояния по стойке "смирно" днем за счет нашего свободного времени. Мы должны были строго по часам прийти на завтрак, ланч, обед и в церковь. Все было отрегулировано по минутам, никакое отклонение от правил не позволялось. Военная дисциплина В первые дни произошли мои первые столкновения с этими правилами. Вечером, в свободные часы, мы могли пойти в кафетерий верхнего этажа и пить чай. Однажды вечером я сидел там с несколькими друзьями, когда туда вошел офицер. Я посмотрел на него и не отреагировал. Он подошел ко мне и спросил, почему я не скомандовал "внимание!". Я сказал, что думал, что это правило не распространяется на кафетерий. Эта ошибка мне стоила того, что я должен был кричать "внимание!" до тех пор, пока едва мог произнести это слово. А несколько дней спустя, во время тренировки, кадет, марширующий передо мной, немного задержал меня. Офицер закричал мне: "один час!", что означало стоять один час по стойке "смирно" в полном снаряжении, которое составляло приблизительно 50 фунтов (22,5 кг). Я сказал: "Это была не моя ошибка" - "Два часа!" были ответом. Я думал, что он не понял меня и продолжал говорить. "Три часа!" - последовал ответ. Кто-то сзади шепнул: "Дурак чертов, заткнись!". После этого я понял главную идею и в будущем имел мало неприятностей с дисциплиной. Я никогда не возмущался на строгость дисциплины. Я понял, что это абсолютно необходимо, чтобы превратить толпу расхлябанных молодых людей в частичку военной машины. Как сказал Фридрих Великий, солдат должен больше бояться своего капрала, чем пули врага. Мы должны были пройти эту мельницу строгого повиновения, чтобы позже самим стать командующими. Хлебные бунты и стрельба Мой первый отпуск должен был быть 15 марта, но как раз перед этим ситуация в столице полностью изменилась. Было много разговоров об очередях за хлебом и хлебных бунтах, но я тогда еще не особо обращал внимание на это. Мы были не в состоянии понять, что реально происходит революция. Я ярко вспоминаю свое чрезвычайное изумление и замешательство, когда я, наконец, понял это. Это было воскресенье, 11 марта (по новому стилю). Некоторые из моих коллег, которые были опытными в приветствии офицеров, получили увольнительную на день. Вечером они возвратились с дикими историями о движении масс народа и стрельбе в центре города. Я сошел вниз во двор, что было строго запрещено. Была спокойная, морозная ночь. Я мог слышать беспорядочный винтовочный огонь и зловещее «тра-та-та» из пулемета. Судьба России и моя личная судьба были в критическом положении. Вечером у нас был большой общий разговор о происходящих событиях, но никто ничего не знал наверняка. Следующим утром, около 9:00, мы получили приказ надеть полное походное обмундирование и быть готовыми выступить в любое время. Были распределены винтовки и патроны, часовые поставлены на соответствующие места, и нам не было разрешено оставлять боеприпасы ни на минуту. Позже я узнал, что военный губернатор Петрограда, генерал Хабалов, приказал, чтобы наш командир, генерал Пестриков, вывел нас к Зимнему Дворцу и защитил его от толпы. Но старая лиса Пестриков чувствовал, куда ветер дует и отказался повиноваться. Если бы он это сделал, эти строки, возможно, никогда бы не писались. Выбрали сторону революции Tу ночь мы провели, полностью готовые к любому приказу. Утром снаружи было волнение. Я видел несколько грузовиков, полных солдат с пулеметами, направленными на наши окна. Офицер вошел в комнату и, вместо того, чтобы приказать нам начать стрелять, объявил, что наше училище присоединяется к революционной силе. Мы не знали, как реагировать на эти новости. Я, конечно, был рад, и я не слышал неодобрения на это решение среди наших кадетов. А в ноябре того же года, когда коммунистическая власть приказала, чтобы наше училище сдалось, то получила отказ. Училище не сдавалось нескольких дней и было разрушено до руин коммунистической артиллерией. Было убито много кадетов. Я встретил одного из своих, Крехова, который остался в училище как преподаватель после нашего окончания. Он был ранен в этой ситуации, но удивительно, не был казнен коммунистами. Он был помещен в больницу, а позже убежал к армии Деникина. В апреле 1919 года во время сражения возле Ясиноватой я встретил другого преподавателя из училища, и у нас было полчаса приятного разговора о нашей AlmaMater и ее судьбе. Пьянящее вино 13 марта, нам дали отпуск на три дня. Но по слухам, этот отпуск мог быть отменен в любой момент, поэтому я, не теряя время, вышел из училища. Со всех сторон была большая стрельба. Я осторожно пересек Большой проспект, главную улицу на Петроградской Стороне, и пошел к Зимнему Дворцу. На мосту через Неву солдат сказал мне, чтобы я был осмотрителен, поскольку Зимний Дворец полон полицейских с пулеметами. Я решил возвратиться. Был великолепный день начала весны. Безоблачное небо было глубоко синим; слабый ветер, казалось, заставлял снег исчезать на глазах. Передо мной был замечательный город с его блестящей башней и дворцами, за рекой - золотой купол собора Святого Исаакия весь в огне лучей солнца. Я чувствовал себя ликующим, так как революция - пьянящее вино. Огромный столб дыма возвышался на востоке. Это был пожар в здании Центрального суда. Кто-то позаботился, чтобы никакие документы не попали к потомкам. Ну, в конце концов, это - революция! Перевод с английского Сергея Афанасьевского