Сейчас (на момент написания статьи автором, - ред.) в нашем городе решается вопрос о переименовании улиц. Здесь нельзя упустить из виду, что фамилии двух старобельчан увековечены в мировом масштабе. Даже, с позволения сказать, в космическом. Ведь именем одного (Лангемак Г.Э.) назван кратер на обратной стороне Луны, а именем второго (Бобровников Н.Ф.) – одна из малых планет в поясе астероидов между Марсом и Юпитером. А мимо родного дома Бобровникова Николая Федоровича вы, вполне возможно, ходите и ездите каждый день (вследствие переименования улиц именем Лангемака Г.Э. была названа бывшая улица Розы Люксебург в Старобельска, именем Бобровникова Н.Ф. в Старобельске улиц не назвали, - ред.) Вашему вниманию предоставляются фрагменты из мемуаров Н. Бобровникова, сына мэра Старобельска, прошедшего пекло гражданской войны, но сумевшего осуществить свою детскую мечту - стать астрономом и даже директором обсерватории в США. Итак, Старобельск, начало ХХ века… Начало истории В 1900 г., когда мне было 4 года, наша семья переехала в Старобельск. К сожалению, у меня нет ясного воспоминания о моей матери. В 1903 г., когда мне было 7 лет, родился Петр, ее самый младший ребенок. После этого она почти непрерывно лежала в кровати или была далеко на курортах. Она умерла в ноябре 1908 на 48-ом году жизни. Мать умерла в Харькове в фешенебельной больнице, окруженной лучшими докторами. Я, скорее всего, думаю, что у нее был рак, и судя по тому, как замалчивались подробности, это был, вероятно, рак матки. Моему отцу тогда было 52 года, но он никогда не вступал в повторный брак. Отец Мой отец Федор Васильевич был типичным великороссом или "москалем", как их назвали на Украине. Он был невысок, приблизительно 5 футов, 8 дюймов (173 см – прим. перев.), но крепкого вида, блондин, с очень синими глазами, прямым носом и короткой бородой. Он хвалился, что никогда в своей жизни не брился. Отец никогда не учился в Университете, его образование ограничивалась тем, что я назову неполной средней школой. Однако он был чрезвычайно хорошо образованным человеком и большим книголюбом, главным образом по части истории. Наша семья была, бесспорно, интеллектуальной с хорошей большой библиотекой в нашем собственном доме. Заполненные томами книжные шкафы были повсюду в доме. У нас было огромное количество книг по любой теме, существующей под солнцем. Из них энциклопедия Брокгауза-Эффрона из 86 томов была особенно важна для моего умственного развития. Время от времени отец заходил ко мне в комнату, и начиналось обсуждение почти по любой теме, например, ассирийские иероглифы или роль Бисмарка в Австро-Прусской войне 1866г. Должен отметить, что отец был чрезвычайно трудным человеком, чтобы жить с ним. Его мнения, высказанные самым категорическим образом, раздражали большинство из нас. Я помню наши споры с отцом, особенно во время войны 1914г., когда, к моему удивлению, он не проявлял большого патриотизма. Пройдя длинный жизненный путь, на основании своего опыта я теперь могу понять отца намного лучше. Он был очень гордый человек, и всю свою жизнь он сталкивался с возможностью оказаться не в состоянии поддерживать свою большую семью. Была некая финансовая катастрофа в молодости, за которую он чувствовал свою личную ответственность. Во всяком случае, точно известно, что на раннем этапе его женатой жизни он потерял большую часть своего благосостояния. Клан Наш образ жизни резко отличался от жизни в Соединенных Штатах, потому что в его организации лежала концепция клана. Отец был старшим сыном старшей ветви семьи, и поэтому считал себя главой всего клана. Он ожидал, что ему следует повиноваться немедленно и не только в его собственной семье, но даже родственникам. Но такие отношения быстро уходили в прошлое в русском обществе, и многие изменения произошли еще до революции. Когда мы выросли, мы все бросили вызов власти отца, чтобы самим определять нашу жизнь, и это разозлило и озадачило его. После смерти отца мой брат Василий стал главой семьи. Однажды он пришел ко мне в комнату и выложил изрядное количество золотых монет на стол. Сказал, что это моя доля тайных запасов отцовского золота, сохранявшихся на «черный день». Старобельск был административным центром большого уезда, примерно в 100 на 100 км (на самом деле 140 на 150 км - прим. перев.) и родственникам из других городков это было на руку. Они и не думали останавливаться в гостиницах, которых было три в нашем городе. Пребывание в гостиницах в целом считалось оскорблением для родственников. Конечно, были и преимущества в этой клановой системе. Все помогали всем. Моя тетя Анастасия, одна из сестер моего отца, вышла замуж очень неудачно, и ее семья была весьма бедной. Так вот - они бесплатно жили в маленьком доме, принадлежащем родственникам! Два мальчика тети Анастасии Владимир и Александр практически воспитывались в нашем доме и всегда ездили с нами на отдых и путешествия во время каникул. А двух ее дочерей, Елену и Марию, мой отец определил, как учительниц в школах города. Я мог бы еще долго продолжать разговор на тему взаимопомощи между родственниками. Крушение системы К тому времени, когда мне было шестнадцать лет, этот старый порядок уже начал окончательно разрушаться. Примерно в это же время один из моих двоюродных братьев, после ухода из зажиточной семьи, женился на еврейской девушке. Обе семьи торжественно прокляли молодую пару, но мы, молодое поколение, считали все это очень глупыми предрассудками и восхищались молодым человеком за его мужество. Я начал приглашать друзей к нам домой, среди которых было несколько евреев. Отец смотрел на это неодобрительно, но не особенно возражал. Он поднял, однако, огромный скандал по поводу одной из моих девочек по имени Люси, на сестре которой был женат местный дантист, но я выиграл этот спор. Он хотел все знать о семье Люси, на что я ответил, что меня интересует Люси, а не ее семья. Но отец настаивал, что социальное происхождение является наиболее важной вещью в мире, на что я ответил, что это всего лишь койка. Я никогда не был даже отдаленно влюблен в Люси. Она была просто хорошим другом и очень умной девочкой, и такая дружба между мальчиками и девочками без любви была довольно распространена в русском обществе. Люси и ее сестра Софья были среди моих лучших друзей в Петрограде, и мы вместе часто были в театрах и музеях. Я думаю, что отец боялся моего брака с Люси, но, как только он понял, что здесь нет никакой опасности, он прекратил свои возмущения. Когда отец понял, что он уже не может управлять мной, мы стали хорошими друзьями. Он приехал в Петроград на пару недель, когда я был студентом, и я нашел его очень интересным и приятным компаньоном. Мы вместе совершали бесчисленные экскурсии по городу и пригородам, и он показал удивительное знание русской истории. Смерть отца Я не помню вообще, чтобы отец был когда-нибудь болен, хотя он был весьма заядлым курильщиком, выкуривая около 80 сигарет в день. На своем 61-м году отец внезапно заболел. Врачи были озадачены какое-то время, но довольно скоро стало очевидно, у него рак желудка. Я оставил его в сентябре 1916 г. крепким и бодрым, а когда вернулся на Рождество, он уже потерял половину своего веса и не мог двигаться. Он умер 11 февраля 1917, как раз перед революцией. Говорю не колеблясь, что я рад, что он умер тогда. Он не мог принять революцию, и он был бы первой жертвой большевиков в нашем городе. Его жестокий дух бросил бы вызов революции, и он был бы разорван на куски или замучен толпой до смерти. Бабушка Марта Пожалуй, самый замечательный человек в моей жизни была моя бабушка, Марта или Мура, мать моего отца. Она была маленькой, подвижной и чрезвычайно активной женщиной. Она родилась в 1830 году, то есть она была 84-летней, когда мне исполнилось 18. Она была тем, кто действительно воспитал меня, и я обожал ее. У нее была удивительная энергия, она всегда была занята на кухне, не разрешая повару и коснуться теста. Бабушка считала, что никто кроме нее не может должным образом испечь хлеб, и хлеб бабушки был действительно изумителен. Когда я был дома, она посылала мне ломоть свежего хлеба, только что из духовки, с небольшим количеством жареного мяса на обед. Это было самое восхитительное кушанье, которое я когда-либо ел. Бабушка была чрезвычайно религиозной и проводила бóльшую часть времени в церкви. В ее комнате всегда горели лампады перед образами, это была таинственная комната, которую мне нравилось посещать. Одно из моих ранних воспоминаний - мое чтение бабушке одной книги, когда я едва был в состоянии соединять написанные слова. Мне было, вероятно, 8 лет тогда. Книга эта столь сильно на нее подействовала, что бабушка слушала ее со слезами, катящимися по ее щекам. Это была «Хижина дяди Тома». Постоянными гостями бабушки были монашки нашего женского монастыря. А когда моей бабушке исполнилось 74 года, она совершила паломничество в Иерусалим с монашкой Никанорой. Они провели там почти год и говорили об этой поездке всю оставшуюся часть их жизни. Привезли невероятное количество подарков: бутылки воды из реки Иордан, сумки почвы от святых мест, листьев пальмы, и т.д. Когда произошел финальный крах, революция, бабушка была оставлена в покое. Она отказалась съехать из нашего дома и уехать в изгнание. Позже новое правительство поместило ее в дом престарелых, где она умерла, как я слышал, в 1923 году, в 93 года, вероятно от истощения, если не от фактического голода. Сергей Афанасьевский, краевед-любитель Фото предоставлены автором Продолжение мемуаров Бобровникова мы планируем опубликовать на следующей неделе.