Мемуары Бобровникова. 5 часть
Пятая часть мемуаров Николая Бобровникова, известного американского астронома родом из Старобельска.
Николай Бобровников - сын мэра дореволюционного Старобельска, после участия в гражданской войне эмигрировал в США и стал известным астрономом. Ниже представлена очередная часть мемуаров Бобровникова в редакции его сына Дэвида Портера. Публикуется в память о Сергее Афанасьевском, который эти мемуары сохранил и перевел с английского.
Первая часть мемуаров здесь Вторая часть мемуаров здесь Третья часть мемуаров здесь Четвертая часть мемуаров здесь Я полностью отдаю отчет в том, что старею (это писалось автором в 60 лет – примеч. переводчика), и в моем возрасте каждый склонен вспоминать детство, как волшебное царство. Даже фантастические красоты Италии или Испании не могут затмить воспоминаний старобельского детства. Все же я не знаю, как все это может быть объяснено, когда у вас скрипят суставы и подводит зрение. Я жил в стране, фактически не тронутой индустриальной цивилизацией. Не было никакого смога, никаких паров бензина, никаких автомобилей с бешеными скоростями, никаких уличных фонарей и никакой неоновой рекламы. Это была та природа, которую хотел иметь Бог. Если вы когда-либо имели шанс быть в душистой степи, с чистым синим небом над вами, с золотым солнцем и слышали где-то высоко-высоко трели жаворонка, то вы знаете, о чем я говорю. Возможно, вы еще можете найти такие уголки на земле, но не в России. Теперь это столь же промышленно развитая страна, как и Америка, с теми же грязными небесами, и с теми же самыми запахами автомобильных выхлопов. Плантаторы в городе Я шел по Монастырской улице (Кирова) к отвесному берегу Айдара и смотрел на реку. В любое время года это было красиво. Когда наступала весна, в середине марта, вся низина на несколько миль вокруг затоплялась. Я стоял на круче и в течение многих часов наблюдал ледяные плавающие льдины. Перепрыгивание с одной льдины на другую было запрещенным, но очень приятным спортом. Даже когда количество льда уменьшалось, это не останавливало меня. С этой кручи я наблюдал планету Меркурий и задавался вопросом, как могло получиться, что Николай Коперник жаловался на своем смертном ложе, что он никогда не видел Меркурия. Это доказывает, между прочим, что в возрасте 12 лет у меня было превосходное зрение, потому что Меркурий нелегко увидеть при самых лучших условиях. В том возрасте я уже знал все звезды на небе и вел дневник своих наблюдений. Тайны правильного восхождения и склонения, равноденствия и солнцестояния, прецессионного движения и индексации были мне известны. Поскольку мы жили в широте 50°N, дальше на север чем Дулут, в Миннесоте, закаты летом были после 21:00. Этими долгими летними вечерами я ходил на кладбище, приблизительно в 2 милях к востоку от нашего дома (от этого кладбища сейчас не осталось никакого воспоминания, там сейчас проходит железная дорога и дорога на Беловодск, – прим. переводчика), сидел у могилы своей матери некоторое время, а затем шел дальше и бродил по первобытной степи, никогда не затрагиваемой плугом, и лежал в высокой траве. Какие ароматы и покой, без волнения о клещах! Клещи просто американское изобретение. Вдоль северной стороны нашего двора был сад. Он был связан с колонкой сложной системой корыт и был полон редких и необычных растений, но ни одно из них не было очень высоким. Я помню целые ряды конопли. Это была марихуана, но мы никогда не слышали о ком-либо, кто это мог курить. Мы выращивали ее для семян, чтобы кормить зимой птиц. Конопля - очень красивое растение, похоже на ель. С поливом гашиш растет в один сезон на высоту 6-7 футов и производит фунт семян с одного растения. У этого сада было также много спортивного оборудования: качели, брусья, и он был любимым местом для детей. Как семья, мы были великими плантаторами. Деревья и кусты росли всюду - и внутри, и снаружи двора. Окружали дом великолепные деревья, которые назывались калифорнийские клены и, возможно, они ими и были. Подвалы и чердаки В подвалах нашего дома имелось полно темных сводчатых проходов, и там было много замечательных приключений. Например, я никогда не прекращал искать сокровище, которое, как предполагалось, было захоронено там. А во время немецкой оккупации в 1918 году я спрятал в этих подвалах много боеприпасов, вместо того, чтобы сдать это властям. На западной стороне сараев был сверхглубокий подвал, состоящий из двух ярусов и использующийся как холодильная комната для того, чтобы хранить пищу. Независимо от того, какой холод был снаружи, вода никогда не замерзала в нижнем ярусе. Это не было нашим ледником. Ледник был построен отдельно рядом с садом акаций и был замечателен с его скошенной крышей прямо к земле. Разогнаться и взбежать на крышу было одним из наших удовольствий детства. Сейчас, имея в каждом доме холодильник, мы не задумываемся о том, как решались проблемы холода в прошлые времена. Так вот, благодаря леднику мы никогда не были безо льда, даже в конце жаркого лета. У сараев еще был чердак, замечательная вещь для мальчиков. Там было очень жарко летом, но на чердаке у нас всегда стояли неисчислимые лотки с фруктами, сохнущими в течение зимы. На чердак можно было попасть лестничными пролетами из сада акаций, наверху этой лестницы была площадка. Это были настоящие три этажа высоко над землей, и, кроме того, мы видели внизу глубокую яму, в которой были ступени, ведущие вниз к леднику. Эта площадка была очень изолирована, поскольку акации окружали ее с трех сторон, фактически скрывая ее от земли. Это было другое мое любимое место для чтения. Я очень четко помню, что я читал там в «Астрономии» Камиля Фламмариона об известной Ликской обсерватории. Я думал и мечтал о том, как хорошо должно быть когда-нибудь посетить это место, не зная, что 20 лет спустя я не только проведу там целых два года, но и найду, кроме того, свою жену. Одно из моих самых ярких воспоминаний раннего детства связано с этим сараем. Поскольку, как я сказал прежде, у нас было много цыплят, несколько индюков, гвинейские курицы (цесарки – прим. перев.) и даже два павлина. Однажды летним вечером я делал что-то во дворе, как внезапно все птицы подняли страшный шум. Я увидел, что огромный орел сидит на слуховом окне сарая и спокойно рассматривает двор. Он сидел там в течение получаса, а затем улетел. Орлы не были особенно распространены в наше время, особенно в городе, и я заинтересовался этим случаем. Оказалось, что наш священник гимназии, отец Гавриил (это Гавриил Попов – прим. перев.), великий охотник и натуралист, держал этого ручного орла. Эту птицу знали в нашем городе в течение некоторого времени. Рядом с сараями был своего рода навес с двумя ярусами и там было полно всех видов телег и саней. На втором ярусе, среди саней, я спрятал несколько мешков муки во время революции. Чтобы поднять эти 150-фунтовые (около 67 кг – прим. перев.) мешки – это была тяжелая работа, но мы должны были быть готовы ко всему. На чердаке нашего дома хранилось еще много старого оружия, среди которого круглое ядро со времен Крымской войны. Как-то я взял это ядро и подошел к верхней ступеньке лестницы, пока кто-то не сказал мне, что оно все еще заряжено. Я не вполне поверил этому, но все же это прервало мои игры с ядром, и с тех пор я смотрел на это с осторожностью. Река Айдар Наша река Айдар была широка и глубока, поскольку ниже города была большая дамба (у мельницы Кожухова – прим. перев.). Если бы не это, наверное, она бы была наподобие реки Scioto (небольшая речка в штате Огайо – прим. перев.). В Старобельске у любой, обладающей чувством собственного достоинства, семьи была своя купальня на реке. Наша занимала одно и то же место из года в год. Вы должны были пройти около 20 футов по узкому пирсу, прежде чем дойти до купальни, раздеться и прыгнуть в реку. Не было никаких купальных костюмов - купальни были защищены друг от друга со стороны реки деревянными щитами. Наша купальня всегда была очень занятой, поскольку она использовалась не только нашей семьей, но также и многими из наших родственников. С раздельным купанием мужчин и женщин было проблематично установить удовлетворительный график. Но я помню, что 11:00 и 16:00 в течение часа было обычное время для мужчин во всех купальнях. Мы не возражали идти через весь город до половины мили, чтобы добраться до этих купален, я иногда даже плавал по три раза в день. В некоторых случаях мы ходили к водяным мельницам и хорошо проводили время под мельничными колесами, но они были несколько дальше, к востоку и к западу от города. Наша река была полна рыбы. Люди жили и ловили рыбу здесь в течение 300 лет, и все же даже в мое время вы всегда могли ловить хорошую рыбу, иногда по 10 и 15 фунтов (4,5-7 кг, – прим. перев.). Я полностью согласен с тем, что невозможно опустошить реку или озеро. Рыбы являются настолько плодовитыми, что всегда есть баланс между числом рыбы и количеством доступной для нее пищи. Рыба клюет, потому что она не имеет достаточно пищи в наличии. Как только число рыбы уменьшается, она просто перестает клевать. То, что убивает рыбу - это загрязнение воды, что определенно имеет место в США. В Старобельске не было никаких отраслей промышленности и никакого загрязнения. Вода в реке была чудесно прозрачна. Я мог бы иметь хороший улов прямо в купальне, но чтобы получить больше, нужно было идти в более глубокие места, а были места 20 и 30 футов глубиной (6-9 м). Лучшей рыбой был налим. Она, как считалось, достигала 60 фунтов веса (27 кг), но я никогда не видел таких. Обычный вес был 5-10 фунтов (2-4 кг), и однажды я видел налима, который был весом, должно быть, 25, если не 30 фунтов (11-13 кг). Окунь, щука были весьма распространены. Зимой та же самая река обеспечивала нам катание на коньках. Наши зимы были переменными - или много снега, или никакого снега, от очень холодных до весьма умеренных, но всегда достаточно холодными, чтобы обеспечить катание на коньках. 7-й класс (который являлся младшим классом для средней школы) отвечал за катание на коньках, и когда пришла наша очередь, я был избран ответственным руководителем. Школа организовывала оборудование небольшого помещения с печкой, лопаты и т.д. Моя задача состояла в том, чтобы нанять смотрителя и собирать входную плату. Перевод с английского Сергея Афанасьевского
Мемуары Бобровникова. 5 часть
1948 год. Н. Бобровников – директор обсерватории Перкинс
43458
Мемуары Бобровникова. 5 часть
Отто Людвигович Струве, 1920 год, США
43459
Мемуары Бобровникова. 5 часть
1917 год. Бобровников – офицер царской армии
43460